Мусульманский клуб для подростков «Пилигрим» существует три года, в нем около 40 детей от 12 лет. Его создала петербургская исследовательница исламского феминизма Наталья Тамбиева как пространство, где дети из мусульманских семей могут чувствовать себя комфортно и поднимать темы, которые могут быть табуированы дома.
Клуб создан на базе духовного управления мусульман Петербурга и содержится на пожертвования родителей. Наравне с религиозными темами в «Пилигриме» говорят о правах женщин и ксенофобии, о принятии своего тела, о конфликтах в школе и дома, о насилии и буллинге.
«Бумага» поговорила с Натальей о том, что волнует мусульманских подростков, что такое исламский феминизм и как в консервативных семьях относятся к обсуждению основ полового просвещения.
— Как вы лично связаны с исламом?
— Я не родилась мусульманкой, а приняла ислам в 2007 году в 19 лет. Это был результат моего духовного поиска, который не был связан с замужеством или другими внешними факторами. Сейчас я руковожу аппаратом духовного управления мусульман Петербурга и пишу диссертацию в СПбГУ о роли, правах, самореализации женщины в исламе. Изучаю, как это соотносится с нормами ислама, что туда было привнесено, а что прописано изначально.
Исламский феминизм изучают в контексте постколониальной теории. Он развенчивает миф о том, что в незападных обществах все женщины угнетены, ущемлены в своих правах и что их нужно спасать.
Исламский феминизм говорит о том, что женщина может быть свободной в рамках своей религиозной идентичности. Мусульманские женщины ищут и добиваются своего права, обращаясь к религиозному источнику, в частности к Корану.
— В чем идея клуба «Пилигрим» и как он возник?
— Клуб появился три года назад. Мы с группой единомышленниц-исследовательниц стали размышлять, как сделать встречи, на которые было бы интересно приходить и подросткам.
Я думаю, появление клуба отражает общероссийский тренд: женщины-мусульманки в последние годы начали создавать много интересных проектов, связанных с женским просвещением, онлайн-школы по изучению основ ислама, на которых могут учиться, например, многодетные мамы. Произошел подъем женского самосознания и одним из его результатов стал пересмотр подходов к детскому и подростковому просвещению.
Почему именно для подростков? Для детей из мусульманских семей, до 11-12 лет, существуют воскресные школы. Многие петербургские мусульмане водят туда детей. Это нормальный процесс, когда родители пытаются привить детям свое мировоззрение, ценности, традиции и используют для этого формат воскресной школы.
Потом наступает подростковый возраст, ребенок превращается из ангелочка в сопротивляющегося человека, который хочет другие джинсы или другой цвет волос. Подростковый возраст — это бунт личности, когда вырабатывается критическое мышление, происходит принятие своего тела, своей внешности. Важно понимать, что мусульманское сообщество не живет в гетто, за забором. Дети ходят в обычные детские сады, в обычные школы, кружки, и они очень включены в общество.
Мы решили организовать такое пространство, в котором мы отходим от морализаторского формата воспитания, который часто практикуется родителями: «это не по исламу», «ты совершаешь грех». Мы хотели избежать ситуаций, когда подростку может быть стыдно из-за того, что он думает по-другому или задается вопросами.
Часто в семьях есть табуированные темы, о которых родителям сложно говорить. Родители думают, что если дома ребенок не слышит или не видит каких-то фильмов, не говорит о чем-то, например о половом воспитании, то дети автоматически будут избегать всего, что родители считают плохим. Родителям очень сложно бывает принять, что выходя за пределы дома их дети могут быть другие, что дети могут знать про отношения с противоположным полом и нетрадиционные формы отношений (гомосексуальные отношения — прим. «Бумаги»). И что они не говорят об этом со своими родителями чаще всего потому, что сами родители табуируют эти темы.
В этом возрасте возникают вопросы о религиозной идентичности. Появляются сомнения и это, наверное, самое страшное для родителей-мусульман. Мы долго обсуждали в своей среде, что нужно создать безопасное пространство, куда подростки могут прийти и задать вопросы. Допустим девочка из семьи, где женщины практикуют ношение хиджаба, а она сама еще морально к этому не готова. Нам было важно, чтобы она приходила и чувствовала себя комфортно без хиджаба. Или семья, где очень строго следят за соблюдением молитвы, но ребенок пришел на встречу и он не готов сейчас совершать молитву. Важно, чтобы он мог этого не делать и не чувствовал осуждения.
— А в России есть другие мусульманские подростковые клубы?
— Да, подобные проекты существуют. Например, в Рязанской области, в Екатеринбурге. Мы обмениваемся опытом с коллегами, например, на женских мусульманских конференциях и круглых столах по исламскому образованию.
Наша эксклюзивность в том, что мы ввели формат наставничества, когда рядом с подростком есть взрослый, не родитель, которому тем не менее подросток доверяет и может задать вопросы и обсудить темы, которые с родителями ему обсудить неудобно.
— Почему «Пилигрим»?
— Мы с ребятами выбрали его по итогам мозгового штурма. Пилигрим — это путник, направляющийся к святым местам, идущий к духовному самосовершенствованию. В исламе его чаще называют паломником. Но слово «пилигрим» показалось нам более звучным.
— Что за дети приходят в ваш клуб? Кто они по происхождению?
— В Петербурге мусульманское сообщество представлено не какой-то одной этничностью. Здесь живут татары, башкиры, выходцы из Дагестана, Чечни, Ингушетии. Есть общины постсоветского пространства: узбеки, таджики, киргизы, реже казахи. Есть выходцы из арабских стран. Поэтому такие объединения, как наше — это всегда межэтничность, межкультурность.
У нас есть дети трудовых мигрантов с постсоветского пространства. Есть афганцы — дети тех, кто в 90-е приезжал в Петербург учиться. Это семьи, в которых родители занимаются бизнесом. Они очень активно сохраняют тут свою культуру: рассказывают о традициях, готовят национальные блюда. Ингуши, чеченцы, татары — здесь родились и выросли, девочки-арабки — из смешанных семей. У двоих девочек папы суданцы — у одной из них есть опыт проживания в зоне боевых действий.
Ходили две девочки, у которых папа из Палестины. Одна из них сейчас заканчивает технический университет. Папа у нее очень строгих традиционных взглядов и она рассказывала нам, как презентовала ему целый проект с аргументами в пользу того, что она сможет самостоятельно жить в общежитии.
Есть и дети русских мусульман.
— Как устроен клуб, кто его ведет?
— У нас собралась команда единомышленников. Моя коллега Наиля изучает классическую теологию, она преподает детям основы и историю ислама. Рузалия Азатовна — подростковый психолог с очень большим опытом работы. Позднее оказалось, что психологическая поддержка нужна не только ребятам и родителям, но даже наставникам, когда мы не знали, как реагировать на ту или иную ситуацию. А также с нами работает моя близкая подруга, юрист, она взяла на себя проведение книжных встреч. Я беру на себя всё, что связано с женским проявлением в исламе и с исламом в социальных процессах. Мы говорим о том, что общество ждет от женщины, какие задачи ставит перед женщиной, какие из них выполнимы, а какие нет.
Клуб был создан на базе духовного управления мусульман Петербурга. Мы договорились, что будем проводить для ребят занятия раз в неделю, по очереди. Так Рузалия Азатовна, например, начала проводить медиации для разборов кейсов по разрешению конфликтов. А через год ребята сами стали пробовать себя в роли медиаторов. То есть они приходили на встречи не просто как одна из сторон конфликта с просьбой помочь его разрешить, а пытались сами со стороны понаблюдать и помочь.
Кроме этих занятий мы организуем выезды за город, арендуем загородный дом и проводим там занятия, отдыхаем, ходим гулять. Эти выезды — самое любимое у подростков.
В процессе работы клуба появляются и личные запросы. Мы просили детей написать, что их волнует и что они хотели бы обсудить.
— И что их волнует?
— Вещи, приближенные к реальности. Например принятие себя, своего тела, конфликты. Обсуждаем, например, тему физиологии, месячных. В российском обществе и в других традиционных обществах эта тема часто табуирована, некоторым родителям бывает сложно говорить с девочками об устройстве их тела. Мы же говорим об этом открыто, называем всё своими именами. Говорим о том, что есть, например, страны, где женщина может взять на работе отгул, потому что у нее болезненные месячные.
— А с мальчиками вы на тему женской физиологии общаетесь?
— Да, но немножко по-другому. Большинство встреч у нас общие (для девочек и мальчиков), но тут мы решили девочек и мальчиков немножко развести. К счастью, на второй год работы у нас в проекте появился мужчина, который стал говорить с мальчиками на тему полового воспитания.
Интересно, что в религиозном шариатском образовании, которое я и моя коллега Наиля получали в исламском институте — мы учились в смешанной женско-мужской группе — вещи, связанные с устройством человеческого тела, месячные, послеродовые выделения всегда называются своими именами.
Возможно уже следующее поколение, наши дети, примут как норму все эти слова и не будут краснеть от этого.
— Есть ли у вас табуированные темы? Например, если девушка-подросток говорит вам, что испытывает влечение к другой девушке, будете ли вы говорить с ней об этом или обсуждать это в группе?
— Табуированных тем нет. Тем более, если они возникли как индивидуальный запрос или как предложение темы для встречи — да, мы будем говорить об этом. Но здесь сразу же поясню, что всё равно мы остаемся в рамках ислама, для которого семья — это союз мужчины и женщины.
Первое правило — человек остается ценным, не важно, с чем он к тебе пришел. Второе — честность. Третье — обозначение позиции ислама. Хотя ислам настолько разнообразен и плюралистичен, что, возможно, другой человек по-другому бы ответил.
Важно понимание, что религиозное предписание — оно не против человека, оно очень гуманистично, но нам почему-то его преподносят очень грубыми категориями. В жизни всё по-разному бывает, и у детей, и у взрослых. И я вижу свою собственную задачу в том, чтобы сопоставить то, что идеально в книге и не идеально в жизни. Нужно, чтобы одно другому помогало.
— Как вы преподносите детям сложные темы?
— Например, через художественную литературу. Дети сначала приходят и пугаются: «мы что, книги будем читать?». А потом оказывается, что это совсем не скучная литература. Мы читали «Маленьких женщин», «Чувство и чувствительность». «Повелителя мух» мы разбирали по ролям, а через «Морфий» Булгакова поговорили о зависимостях.
Недавно прошел месяц Рамадан и все встречи в этом месяце мы посвятили духовному, поддержке. Многие из ребят уже с 12-13 лет соблюдают пост, и мы им всегда говорим, что понимаем, как им сложно и что они молодцы, что это делают. Им бывает важно оставаться на одной волне с одноклассниками, но не менее важно быть частью мусульманского сообщества, сохранять свою культуру.
Когда даешь им эту эмоциональную безопасность, право выбора, им уже самим хочется вот этого духовного. В любой обычный день, когда наступает время молитвы, мы совершаем молитву. Кто готов к ней присоединиться, тот присоединяется.
— Были случаи, когда родители более консервативных взглядов не принимали ваш подход?
— Конечно, были. Например ребенок идет в религиозный клуб, вечером возвращается домой, его спрашивают, что сегодня проходили, а он отвечает разбирали книжку «Чучело» про буллинг в школе. Или какой-нибудь папа может сказать, чего вы там ерундой занимаетесь, художественные книжки читаете, нет чтобы хадисы или Коран читать.
Или нам, например, говорили: «уже месяц ребенок ходит к вам, а как огрызался, так и огрызается» или «молитву вовремя не делает». Такое вот перекладывание ответственности. Мы на это говорим, что вы 15 лет ребенка растили и он такой вырос, а вы хотите, чтобы за два месяца у нас он в ангела превратился?
Но это было только в первый год, потом родители постепенно стали частью клуба, взяв на себя функции организаторов, администраторов и финансовой поддержки. Никто детей за все время из клуба не забрал.
Мы также делаем женский клуб, вот в нем были случаи, когда мужья жен забирали. Говорили, что слишком много начали про свои права рассуждать.
— А по поводу девочек вам ничего не говорили?
— Некоторые родители не согласны с тем, что мальчики и девочки сидят вместе. Мы объясняем, что можем создать полную сегрегацию, но это будет искусственная среда. Всё равно ваши дети ходят в обычную школу, где разделения нет.
Ну нету у нас такого, что девочки пришли и сели на колени к мальчикам. Всё равно они в своей семье уже воспитаны так, что могут адекватно вести себя в смешанной группе в одном помещении. Почему у некоторых всё сводится исключительно к сексуализации? Неужели всегда, когда мужчина и женщина взаимодействуют, должна быть сексуализация? И я сейчас не про то, короткая там юбка или длинная. Поверьте мне, сексуальности не меньше в среде где, например, все женщины ходят в платке. Если женщина в платке захочет сделать сексуализированный посыл мужчине, она сделает это и в платке.
Но мы стараемся с ребятами говорить о том, что не только девочка источник этого посыла. Есть искаженное мнение, что если женщины будут больше прикрываться, то мужчины будут меньше грешить. А вы сами что, не можете себя контролировать? Вы сами какую-то ответственность несете?
Тут важно еще правильно подать, облечь эти слова в форму, в которой подростки их воспримут. Где-то с шуткой, где-то с видео, где-то с рилсом, где-то с разговором.
— Вы говорите с подростками о ксенофобии? Приходят ли они к вам с такими запросами?
— У нас есть ученик, чуть-чуть постарше большинства ребят, я знаю его с детства, была его репетитором. Уже через год после того как он присоединился к клубу, он готов был взять на себя роль наставника. И одна из первых тем, которую он решил обсудить, — вопрос ксенофобии. Мы с ним тоже долго продумывали, как, через какие примеры, это лучше подать.
В истории ислама есть такой эпизод, когда чернокожие рабы обращались к исламу, потому что только так они могли себя почувствовать свободными. Они находили свободу в вере. Но в доисламском обществе их притесняли. Через этот и подобные примеры мы раскрывали, как на эту тему смотрит ислам. А потом просто общались и дети уже сами делились, кто сталкивался с какими вопросами или нападками. Понятно, что в молодежной среде это частое явление: «ты черный», «ты не русский», «ты террорист». Или девочке в платке: «ты сейчас взорвешься».
Был случай, например, девочка из религиозной семьи, живая, общительная, всегда очень красиво одевалась, закончила школу и решила надеть платок. Оказывается, уже долгое время она глубоко над темой платка задумывалась, и одной из причин, почему она сомневалась, было как раз вот это неприятие ее окружения, компании друзей. И она рассказывает, что после того, как она надела платок, часть друзей сразу же отвалилась, они не готовы были воспринимать ее в платке. Появились места, куда она уже не может пойти в платке.
Другая девочка поступила в медицинский колледж и там был поставлен вопрос о платке ребром. Честно говоря, я даже не знаю, насколько ставить такой вопрос законно (сейчас требований к одежде в образовательных учреждениях в федеральном законе нет, они существуют в некоторых регионах, но Петербург в их число не входит — прим. «Бумаги»). Ее маму попросили подписать соглашение, что дочь не будет ходить в платке на занятия. Мы обсуждали эту тему на встречах в клубе и пришли к выводу, что всё же лучше идти учиться на тех условиях, на которых предлагают.
В итоге девушка вышла из ситуации, покрыв голову вместо хиджаба медицинским колпаком. Она мне рассказывает, что сейчас читает о том, как женщины боролись за право получать образование, и это придает ей сил. Вообще это сложно, оказаться перед выбором, учиться или снять платок, особенно в таком юном возрасте
Кто-то со мной не согласится и скажет, что нужно отстаивать право на платок. Но ведь тогда это будет не учеба, а постоянная борьба. Есть разные причины, почему мусульманки снимают хиджаб, но одна из самых весомых — это когда она устает от бесконечной борьбы. Куда бы ты ни пришла, тебе нужно доказывать, что ты нормальная, адекватная, что ты не пришла кого-то убивать или диктовать свои правила, что ты специалист, который пришел на работу делать свое дело, но в хиджабе. То есть некоторые девушки борются за то, чтобы не носить платок, а некоторые — за то, чтобы его носить.
— А ислам дает такой выбор?
— Платок предписан исламом. Но это не значит, что в платке ты мусульманка, а без него не мусульманка.
1 февраля был всемирный день хиджаба — это такой день солидарности женщин-мусульманок, которые носят платки и практикуют это в немусульманских странах. Мы с девочками тоже собирались и обсуждали эту тему, но они попросили эту встречу провести без мальчиков, чтобы прийти в наше пространство с красивыми прическами, снять платки, но поговорить при этом о хиджабе.
Это тоже такая потребность — выйти куда-то красивыми, показать, кто в розовый цвет покрасил волосы, кто подстригся, кто отрастил. И мы тоже к этому абсолютно нормально относимся.
— Как дети и подростки реагируют на ксенофобию?
— Скорее с недоумением. В прошлом году в марте в Москве был теракт и пошла волна негатива. Сначала на таджиков, потом на мусульман в целом. Мальчиков, например, обыскивали перед входом в метро, в школе могли сказать «это ваши долбаные» сделали. Мы даже на одну или две недели решили, пусть дети останутся дома, потому что было страшно за ребят, которые поздно возвращались. На улице появились группы молодежи, которые «таджиков» выискивали.
Ребята спрашивали: «какое мы отношение имеем, к тому, что у кого-то крыша поехала?». Им очень тяжело было. Одна девочка принимала даже обсуждения в нашем чате близко к сердцу. Ее мама говорила, что она очень переживает из-за несправедливости.
Я приняла ислам в 2007-ом, тогда тоже был всплеск ксенофобии. Мы на этом выросли и, можно сказать, немножко подзакалились. А для нынешних детей это что-то из ряда вон выходящее.
— Случаи насилия над участниками клуба были?
— У одного мальчика были драки. Но там зацепились на почве национальности, а вышло обычное хулиганство: когда собрались с мальчишками и подрались. Девочки с насилием не сталкивались, в отличие от нас самих в нулевые. С моей близкой подруги, например, тогда сорвали платок, когда у нее был ребенок на руках.
Это одна из причин, почему многие мальчики, особенно кавказские, у нас спортсмены: «надо быть сильным, чтобы защищать себя». Не могу сказать, что я до конца согласна с этой позицией.
— Дети рассказывают о своем опыте беженства или миграции?
— Здесь всё индивидуально. Бывает, что есть потребность поделиться, у кого-то наоборот замалчивание: я просто хожу и всё, воспринимайте меня таким, какой я есть здесь и сейчас. Это тоже подростковое проявление, мы должны это понимать и принимать.
Что еще почитать:
- «Мусульманин — это тот, с кем безопасно». Подростки-мигранты и беженцы записали свои истории для выставки. Мы поговорили с ее создательницей о ксенофобии и эмпатии
- «Наполовину армянка, наполовину петербурженка». Выросшие в Петербурге дети мигрантов — о национальности, разнице культур и сохранении традиций.
